Наступила тишина.
— Вы хотите сказать, — произнес Артур, медленно и тщательно выговаривая слова, — что это именно вы сделали Землю?
— Ну конечно, — сказал Слартибартфаст. — Ты был когда-нибудь… кажется, это место называлось… Норвегией?
— Нет, — ответил Артур, — нет, не был.
— Жаль, — проговорил Слартибартфаст. — Ее я тоже делал. За нее, между прочим, мне дали премию. Эдакие миленькие краешки с бахромой. Я ужасно расстроился, когда услышал, что ее уничтожили.
— Вы расстроились!
— Да. Пятью минутами позже — и это бы уже не имело значения. Веселенькая история, ничего не скажешь.
— А? — откликнулся Артур.
— Мыши просто пришли в ярость.
— Мыши пришли в ярость?!
— Именно, — мягко произнес старик.
— Но ведь в ярость, наверно, пришли и собаки, и кошки, и австралийские утконосы, и…
— Совершенно верно, но не они ведь оплачивали заказ?
— Короче, — заявил Артур, — много ли вашего времени я сэкономлю, если плюну на все, и сойду с ума прямо сейчас?
Какое-то время машина летела вперед в неловкой тишине. Затем старик терпеливо принялся за объяснения.
— Землянин, планета, на которой ты жил, была заказана, оплачена и управляема мышами. Она была уничтожена за пять минут до завершения той задачи, для решения которой она была создана, и теперь нам приходится строить новую.
Только одно слово дошло до Артура.
— Мышами? — произнес он.
— Именно, землянин.
— Прошу прощения — мы говорим о маленьких белых пушистых штучках, помешанных на сыре и женщинах, орущих на столах, как в старых комиксах?
Слартибартфаст вежливо кашлянул.
— Землянин, — сказал он, — иногда твой способ выражения труден для понимания. Напомню, что я проспал в этой планете, то есть Магратее, пять миллионов лет, и знаю немногое о тех старых комиксах, о которых ты говоришь. Эти существа, которых ты именуешь мышами, понимаешь, они не совсем такие, как кажутся. Мыши это только отражение в нашем измерении огромных сверхразумных всемерных существ. Весь этот вздор насчет сыра и женщин — чисто внешнее.
Старик помолчал, затем сочуствующе нахмурился и продолжал:
— Боюсь, они ставили на вас опыты.
Артур обдумал это предположение. Лицо его посветлело.
— Да нет, — воскликнул он, — теперь понятно, почему получилось такое недоразумение. Нет, видите ли, на самом деле это мы обычно ставили опыты на них. Их использовали в опытах по поведению животных — Павлов и все такое. Мы давали им задания, например — научиться звонить в колокол, бегать в лабиринтах и всяких там штуках, чтобы нам стала понятна вся природа процесса обучения. А наблюдая за их поведением, мы могли, в общем, практически все узнать о нашем собственном.
Артур затих.
Слартибартфаст мягко произнес: — Тонкости их экспериментам не занимать.
— Что? — сказал Артур.
— Есть ли способ лучше скрыть свой истинный облик, чем направить ваши мысли по ложному следу? Вдруг повернуть в лабиринте не в ту сторону, выбрать не тот кусок сыра, неожиданно издохнуть от миксоматоза — если все точно рассчитать, и повторить много раз, все это накопится, и в результате эффект будет невообразимый.
Для пущего эффекта он снова помолчал.
— Видишь ли, землянин, они на самом деле необыкновенно сверхразумные всемерные существа. Твоя планета и ее жители — основа матрицы органического компьютера, который решал задачу, рассчитанную на десять миллионов лет. Позволь рассказать тебе всю эту историю. Это займет какое-то время.
— Время, — слабо произнес Артур, — для меня теперь не самая главная проблема.
Есть множество проблем, так или иначе связанных с жизнью. Вот несколько наиболее широко распространненых из них: Зачем люди появляются на свет? Зачем они умирают? Зачем в промежутке они постоянно и охотно носят электронные часы?
Много, много миллионов лет назад расе сверхразумных всемерных существ (чье физическое проявление в их собственной всемерной Вселенной не лишено сходства с людьми) осточертели пререкания насчет смысла жизни. Эти существа были сыты ими по горло, в частности, потому, что подобные споры постоянно прерывали их любимое времяпрепровождение — игру в Брокианский ультра-крикет (очень любопытная игра, заключающаяся во внезапном ударе встречному по голове без всякой мало-мальски понятной причины и возможно быстром исчезновении с места происшествия). И поэтому они решили спокойно сесть, подумать, и разобраться с этим вопросом раз и навсегда.
И для этого соорудили они потрясающе колоссальный суперкомпьютер — настолько умный, просто умопомрачительно умный, что во время пробного пуска, еще до того, как была подключена вся его память, он уже начал с рассуждения «Я мыслю, следовательно, существую», и даже вывел доказательство существования рисового пудинга и подоходного налога прежде, чем кто-либо сумел его выключить.
Он был размером с небольшой город.
Его главный терминал разместили в специально построенном кабинете, на специально сооруженном громадном столе из ультрамореного дуба с крышкой, покрытой роскошной ультракрасной кожей. Темный ковер был потрясающе роскошен, по всей комнате были расставлены горшки с экзотическими цветами, а на стенах в тщательно продуманном беспорядке висели эстампы, изображающие главных программистов и их семьи. Высокие окна выходили на площадь, обрамленную деревьями.
В день Великого Включения два программиста, одетых в строгие деловые костюмы, явились и были тут же проведены к компьютеру. Они прекрасно понимали, что представляют всю свою цивилизацию, но вели себя в этот величайший день собранно и спокойно. Они уселись перед монитором, открыли свои кейсы, и вынули кожаные папки с документацией по программе.